При столь значительном внимании к поэтическому слову особенно заметными становятся моменты интонационно-ритмической трансформации поэтического источника, связанные с выделением главных слов как бы поверх текста, «курсивом».
Необходимо отметить бережное, даже благоговейное отношение Е.Гохман к поэтическому тексту, что сказывается в преобладании декламационного типа мелодики, сочетающего песенность с силлабичностью, в пределах которого сохраняется самоценность каждого слова. Аналогичную роль выполняет паузирование, разбивающее строку на отдельные синтагмы ( 4 «В лоб целовать», 6 «Откуда такая нежность?», 9 «Вот опять окно», 10 «Живу, не видя дня»), приём sprechstimme ( 8 «Где-то в ночи», 9 «Вот опять окно»), повторы фраз ( 9: «Может, сотни свеч, // Может три свечи »; 10: «Число и век » и др.).
Посмотрим теперь, как складываются отношения поэта и композитора на уровне взаимодействия слова и музыки.
Текстовая драматургия предстаёт как «произведение», рождённое в сфере тезауруса композитора, «использующего» стихи для реализации нового художественного «задания». Однако, «уходя» от Цветаевой, Гохман в итоге «приходит» к поэту как к последнему чертогу музыкально-поэтической концепции драматургический вектор цикла воспроизводит «сюжет» одного из стихотворений М.Цветаевой («Вчера ещё в глаза глядел » из цикла «Две песни»), укладывающийся в том же, заполненном криком боли и отчаяния, пространстве между Жизнью и Смертью. Выстраивая сюжетный ряд вокального цикла как некий индивидуальный проект, Е.Гохман, как это ни парадоксально, мыслит по-цветаевски, «сродственно» поэту, убеждая в подлинной возможности такого «сродства» независимых поэтических натур.
Уже на этапе организации текстового материала обнаруживается двойственность отношений поэта и композитора: в одной точке наблюдается приближение тезауруса композитора к миру поэта (подбор материала), в другой его отдаление (драматургическая организация текста). В новом контексте возникают не только качественно иные связи, объединяющие в одно целое стихотворения, существующие в творчестве поэта независимо друг от друга, но происходит «размагничивание» имманентных отношений. Именные стихотворения поэтические обращения Марины Цветаевой к Анне Ахматовой и Александру Блоку переадресовываются в произведении Елены Гохман, становясь посланиями к герою вокального цикла: стихотворения-иконы «покрываются» новым слоем «иконописи», принадлежащей уже другому художнику.
В основе «сюжета» любовный «треугольник» (она, он и соперница). Однако портреты намечены контурно лица различимы только для главной героини, обращающейся к незримым оппонентам, что наделяет высказывание чертами монолога, а «треугольник» обрисовывает исходную ситуацию монодрамы. В итоге перед нами отчётливо вырисовывается лишь облик главной героини цикла портрет, отражённый в образах её переживаний. «Сюжет» приобретает лирический профиль и разворачивается как ряд состояний в процессе напряжённой борьбы героини с самой собой, приводящей в итоге к полному самоотречению.
Если подбор стихов осуществлялся, повинуясь ауре поэта, то драматургическая организация стихотворений выходит из-под её влияния, образуя совсем иной, самостоятельный ряд. В новом контексте рождается лирический герой, который переживает все фазы драматургически заданного бытия композитор по своему драматургическому «сценарию» формирует порядок стихотворений в цикле, подчиняя этот новый ряд своим собственным художественным задачам.
Произведение Е.Гохман объединяет стихотворения, связанные общей темой, вынесенной в название цикла. Его основой послужили три номера (девятый, одиннадцатый и пятнадцатый) из одноимённого цикла М.Цветаевой, а также тексты из «ахматовского», «блоковского», «жуановского» циклов и отдельные стихотворения все они относятся к раннему периоду творчества поэта. «Собирательная» направленность, расширяющая границы цветаевской «Бессонницы» до значения лейттемы раннего творчества поэта, акцентирует в главном образе цикла его эзотерический смысл бытие в некоем «пограничном» состоянии (не явь и не сон, а где-то «между»). Эта «бессонность», «межпланетарность» в пространстве человеческих миров обретает значение метафоры предельного одиночества, когда рядом только собственные мысли и чувства, причиняющие неотступную боль. Существование на грани бытия и небытия создаёт свой особый, эмоционально насыщенный микроклимат, в котором все чувства и ощущения предельно обнажены и обострены настолько, что обретают «плоть» и предстают в лицах, являясь подобно призракам ночи (Дон Жуан и Донна Анна).
Е.Гохман обращалась к поэзии М.Цветаевой в четырех вокальных циклах, написанных один за другим. Это «Бессонница» (1988), «Благовещенье» (1990), «Три посвящения» (1991), которым предшествовала «Лирическая тетрадь» (1982). Но безраздельно «цветаевский» цикл самый первый в этом ряду (в трёх других поэтический голос Цветаевой переплетается с голосами других поэтов). К нему и обращено будет наше внимание.
«Сродство» художественных натур композитора и поэта в вокальном жанре неординарный и редкий случай, а потому исследование точек соприкосновения слова и музыки в таком «сцеплении» творческих миров представляет особый интерес.
Как складываются отношения слова и музыки в условиях такого «сродства»? Насколько применима к нему концепция словесного центризма, традиционно рассматривающая музыкально-поэтический синтез как результат наслоения музыки на словесную «опору»? Насколько адекватны ему тезисы «проникновения в характер стиля поэтического первоисточника и отражения его в музыке» [1, 80], интерпретации поэтического источника и его «перевода» на язык музыки, насколько актуальна оценка вокального сочинения с позиции «прочтения»?
В необозримом просторе литературно-поэтических миров композитора широкий кругозор поэтических интересов со множеством освящённых её Музой заповедных уголков художественного слова: поэзия Р.Тагора, Н.Хикмета, Ф.Гарсиа Лорки, С.Нерис, В.Жуковского, Ф.Тютчева, А.Апухтина, Н.Асеева, И.Северянина, А.Блока, А.Ахматовой, О.Мандельштама, М.Светлова, А.Вознесенского, поэтов Возрождения и русских пролетарских поэтов. Но есть у Е.Гохман и своя «обжитая планида», представленная прозой А.Чехова и поэзией М.Цветаевой. А неоднократное обращение к одному и тому же источнику вдохновения говорит об особом к нему отношении, за которым, осмелимся предположить, скрывается «сродство душ».
Творчество Елены Гохман неразрывно связано со словом. Поэтическое или прозаическое, предназначенное для певца-солиста или распетое в хоровом многоголосии, оно определяет круг жанров, концептуально значимых для её творчества здесь формировался стиль и наиболее полно выразилось мироощущение. Это вокальный цикл и вокально-симфоническая фреска камерный и монументальный варианты музыкально-поэтического синтеза; это опера жанр, который от рождения наделён «даром речи», и «великий немой» музыкального искусства балет, исконно бессловесный жанр, но у Е.Гохман и он начинает «говорить», озвученный словом.
А тёмные восторги расставанья, А пепел грёз и боль свиданий нам
Прочтение поэзии М.И. Цветаевой в вокальном цикле «Бессонница»
Опубликовано 17.10.2011 02:08
ПлохоОтлично
Рейтинг: / 0
А.Королевская - Прочтение поэзии М.И. Цветаевой в вокальном цикле «Бессонница»
А.Королевская - Прочтение поэзии М.И. Цветаевой в вокальном цикле «Бессонница» - MusStudent
Комментариев нет:
Отправить комментарий